Двое за соседним столиком играли в преферанс. Они были в деловых костюмах и всем своим видом словно говорили о своей принадлежности к банковской сфере. Даже свои карты они разглядывали так, словно это кредитная история очередного клиента. Я пил кофе, уютно развалившись на неудобном стуле. Книга лежала рядом. Фотографию Элmps я засунул во внутренний карман куртки, а проездной билет – в портмоне. Заботливая официантка с кровоподтеком от пощечины на щеке принесла мне не только кофе, но и заварное пирожное, которое я не заказывал.

Никогда не ел пирожных. Наверное, это вкусно. Не знаю… я высыпаю в кофе столько сахара, что, боюсь, вкуса пирожного точно не почувствую. Обидно будет. Ладно, придумаю позже…

Я раскрыл книгу:

«- И это тоже нельзя назвать совершенством, - он взял карты со стола и всмотрелся в них, куснул верхнюю губу и положил их картинками вверх на зеленое сукно стола. - Да, раскладец примерзский... Самое время для сбывания плохих предсказаний. Сколько же их было за это время? Сотни, тысячи... И все сбылись, хотя люди в это и не верят. Это от того, что слова, произнесенные истинными людьми, имеют совершенно особую силу... очень мощную силу, проявления коей так же необузданны как и сами речи человека. Забавно, что это никого не волнует кроме меня. Ведь я и есть порождение необдуманных слов в самом начале миросозидания. Хотелось бы еще, конечно, знать кто стал моим отцом, но, видимо, его не прельщает такое знакомство. Я просто, не могу объяснить как, чувствую, что он еще есть в этом пространстве и иногда поглядывает с суровым прищуром глаз на мои забавы. Но сказать ничего не может ведь я с ним не знаком, а фамильярное общение меж двух незнакомых людей проявление бестактности и идиотизма.

Но голос Локки не соответствовал его собственным мыслям...

- И что из этого? Разве кому-нибудь интересно, что думает моя голова? Нет, людям нужны сказки... Мы слишком мало живем и поэтому до самой смерти остаемся детьми.»

Пришлось задуматься. Я очень плохо помню себя ребенком. Странно. Должны же быть во мне хоть какие-то ощущения… тени или намеки.

«Мужчина и женщина занимались любовью. За ними в бинокль наблюдал священник в замызганной жиром рясе, а в него целился из снайперской винтовки с крыши соседнего дома в колпаке кукусклана бородатый негр. Вот такая вот формула...»

Замечательно! Тот ли ответ мне нужен? Я сделал глоток кофе.

«- Что, у вас никогда не было Детского Колечка? Да быть того не может... У каждого из вас в детстве была заветная финтифлюшка, которой были доверены самые заветные тайны. Она долгое время становилась немым свидетелем ваших детских поражений или удач... Куда же она потом делась?

Локки подошел к книжному шкафу, снял с третьей полки тяжелый фолиант и медленно сдул с него пыль.

- Она затерялась в груде взрослеющих проблем, но все так же помнила тепло ваших рук... А потом и вовсе исчезла.

Локки открыл книгу. По первой странице в вензелях виднелось блеклое название. Книга называлась "Бездна", а автором был Абвгд Еёжз - некогда известный, а ныне столь же забытый, как и истинность лжи.

- Какие поразительные строки, - Локки щелкнул пальцами: шторы плотно задернулись, погрузив комнату в пугающую темноту. Возникла керосиновая лампа - фитилек сопротивлялся, но потом зарделся язычком пламени. На глаза Локки опустились очки в платиновой оправе и начал медленно читать: - "...Случилось так, что в дни, далекие от Великого Потопа, люди вновь возгордились. Нет, их не влек в гордыне новый Вавилон... Они решили сами стать богами. Ведь в те времена лишь Бог знал кто, зачем и почему обрел плотское существование в Мире людей. И дети божьи стали искать ответ в науках примерзских, не удумав, что всея эта римская грамотность есть ничто иное как соблазн из чертогов Лукавого. И принесло это желание боль и голод, войну и разрушение... Стерлись границы в любви, и увеличились просторы в предательстве..."

Локки захлопнул книгу.

 - Ну, - сказал он, - дальше не интересно. Больше походит на проповедь, но главную суть вы, надеюсь, уловили. Все просто относительно и Шекспир был прав... Он тогда сильно перебрал. Сжег все свои документы, чем ввел в заблуждение всю мировую литературную общественность, которая пытается применить знаменитое шекспировское "быть или не быть" относительно к самому Вильяму. Говорил я ему - не делай глупость. А он мне: "Жизнь - игра, и люди в ней - актеры". А все оттого, что трактирщик, зараза, вино дал из правой бочки, а не из той, которая сразу под лестницей стояла у него в подвале. Как же тот трактир звался? "Лилия"?.. "Улипилиция"?.. Проклятие, забыл. Да и не суть важно название этой дыры, в которой сидели мы с Вильямом, обреталась пьяная матросня, пара карманников и четыре сифилитные шлюхи в грязных платьях. Да, еще пройдоха трактирщик, которому, видимо, в пьяной потасовке кто-то слегка прикоротил нос. Этого нет в истории, но оно было...»

Интересно, что я буду делать, если сейчас здесь случиться нечто такое, чего и быть-то не может? Скорее всего, чашка выпадет из моих рук, банкиры прекратят играть в преферанс, а официантка таки вспомнит, кому же она должна была принести пирожное.

Я закрыл книгу. А что, собственно, может случиться? Помня о своей жизни, могу предположить, что очень многое. К примеру, сюда сейчас зайдут статуи финикийских богов и будут агитировать всех съездить на Финикию; возможно обвалиться крыша; возможно окна покроются узором мороза; а, может быть, сейчас сюда зайдет Эльза, подойдет к моему столику, улыбнется чарующе… и что-то  снова будет правильно.

Только вот, хочу ли я этого? Не знаю… я повертел чашку, словно пытался разглядеть судьбу на дне в кофейной гуще. Нет там ответа. Кофе – это лишь напиток. Он не должен давать ответов. Он – не вправе… а кто? Я, только я… я задаю вопросы… я ищу ответы… ищу ли? Скорее всего, почти нет. Я принял остатки своего мира и не спешу их сводить концами. Не вижу смысла.

Возможно, мне сейчас и нужно обрести смысл заново. Я не уверен в этом до конца, но все эти события словно меня толкают к этому. Будет ли это смысли или принятие какого-то судьбоносного решения? Все может быть… главное, теперь не споткнуться. Я же иду к этому. Иду, иду… медленно… почти не осознавая своих шагов.

Конечно, в том-то и моя ошибка. Вместо того чтобы брать от жизни, я все время пытался что-то привнести в жизнь… дать живущим в этой жизни нечто такое, что может быть лучшим для них. Нет, я не размышлял и не задумывался над тем, что делал. Просто знал, что так нужно. Мне казалось, что этим я улучшаю наш мир… да, улучшаю…

Теперь во мне этого нет. Если проводить аллегории, то я словно рыцарь, который сел на камень у дороги, подпер латной рукавицей свою голову и смотрит, как по дороге бредут путники. Скорее всего, рыцарь обратился в камень. Такая вот статуя памяти.

Да уж, сам себя не похвалишь – никто не похвалит. Надо меньше проявлять к себе жалости и воспитывать в себе адекватное скотство. Невозможно сделать что-то благое для тех, кто умеет лишь просить на коленях. Да воздастся просящим… именно, что так. Просящим не имеет смысла давать помощи. Им необходимо воздавать за то, что они просят. Тогда они поймут, о чем же именно вопрошают.

Понимание… да, понимание. От него все строиться. Это – фундамент жизни. Какое понимание – такой и фундамент – на таком фундаменте и жизнь держится. Эх, дорогие людишки-человечки… живете вы вокруг меня и все время пытаетесь чего-то там подменить… то секс называете любовью… то алкоголизм обосновываете желанием расслабиться… то громко думаете, что можете бросить курить в единый миг… то торопитесь туда, куда идти-то и не хотите… и все вот у вас так. Знаете, что лжете себе, округ себя, но даже тут святой убежденностью верите, что и ложь может быть правдой… да, есть слова бесполезные и бездушные… а есть слова определяющие, стабильные… они четкие как фонарные столбы.  Их не очень много, но вполне достаточно, чтобы быть определяющими для каждой отдельной жизни. Для каждой… для плохой и хорошей, для пустой и полной… для любой.

А вообще, обидно все это понимать… просто, такое впечатление, что понимание жизни приближает смерть и дает явно ощутить, что после смерти уж точно ничего хорошего не будет. Ну вот не верю я не в рай, ни в ад… не может Бог, коли он там есть, создать нечто такое, что человек мог бы понять… люди ведь не глупы… а, если бы они могли понять Бога, то сами стали бы Богами… такого быть не может. Если я не ошибаюсь, то Бог – непостижим. Следовательно и не понимаем тоже. Так что, рая нет… а ад… что же, некоторые люди умудряются устроить ад еще при жизни. Таланты, блин… убивал бы таких… если бы мог.

Еще что ли кофе заказать?

- Не хотите к нам присоединиться? – спросил один из банкиров.

- О! – ответил я. – Я не хочу мешать вашей игре.

- Нет, - сказал второй, - вы не помешаете. Все же, в преферанс удобнее играть на троих.

- А по каким правилам вы играете? – спросил я.

- «Сталинградку».

- Жаль, я только в «Сочинку» могу.

- Значит, не судьба, - сказал первый, углубляясь в свои карты снова. Второй одарил меня осуждающим взглядом и демонстративно отвернулся.

Ну, точно банкиры. Ладно, выпить еще кофе? Темно уже на улице… глубока ночь. Странно, ведь я раньше ночь-то и не любил, а вот теперь живу в ней и почти ее не замечаю. Надо купить телескоп. Точно. Куплю себе телескоп. Я видел такой в одном магазине. Не думаю, что с ним сложно будет обращаться. Тем более, телескоп-то импортный… значит, будет подробная инструкция. Изучу, сделаю себе конусную шляпу и буду смотреть на звезды.

Звезды – это хорошо. Это интересно и уж точно непознаваемо на моем веку. Да, ученые там чего-то уже умею определять по цветовым спектрам… но все это они объясняют столь непонятно, что даже сами не понимают друг друга. Потому и существует этакие одиночные ученые, у которых есть одиночные знания о звездах. Такая вот Вторая Печаль…

Конечно, когда я был маленьким, то верно знал, что в XXI веке буду летать на каникулы на Марс. Теперь я уже не маленький… новый век начался, а каникул у меня больше не предвидится.

И чего это я все пытаюсь вернуться хотя бы в памяти в детство? Наверное, потому, что там было легко, тепло и всегда безопасно. Мир был большой, но не было страха перед его познаванием… спасало любопытство. А вот сейчас… хватит пить кофе. Надо покидать сие заведение ибо я уже начал поглядывать на официантку и пытаюсь предположить во сколько у нее заканчивается рабочий день и захочет ли она прокатиться по городу в белой Тойоте-Супре с карбоновым капотом. Нет, не правильно это… официантки почти всегда самые несчастные. Им в этой жизни хуже всего приходиться: вроде бы и внимание выказывают, но ничего серьезного.

Поэтому, я расплатился по счету и вышел из кафе, прихватив книгу.

На улице было темнее темного. Моя машина стояла на стоянке кварталах в четырех от этого кафе, так что предстояла еще одна легкая прогулка перед сном. Если, конечно, я смогу заснуть… это же не всегда удается. Чаще всего сон настигает меня уже тогда, когда я ничего не соображаю от усталости. Я разучился засыпать нормально… поэтому, не вижу снов. Психологи считаю, что сны занимают важное место в жизни человека, являются как бы подсознательно проекцией мысли. Не знаю… я много думаю, когда бодрствую и совершенно не хочу, чтобы мои мысли становились осязаемыми хотя бы во снах… хочу отдыхать от них хотя бы временно выпадая из этого мира.

Многие придают снам большое значение. Пытаются их толковать, находит в них объяснения да предсказания. Не понимаю этого. Что такого есть в предсказаниях, что может облегчить будущее? Зачем вообще совать любопытный нос в будущее? Ни к чему это. Сколькие пытались. И чем это кончалось? Кровью, смертями и обвинительными речами… достаточно взглянуть на всю политику: кучки людишек, дорвавшихся до верхов, думают, что знают будущее для всех… и говорят о нем, настаивают настойчиво… убеждают убедительно… но не от того, что лучше станет, а лишь потому, что им спокойнее будет. Ценим мы покой, ценим… и готовы платить за него даже самой страшной ложью…

Почему же когда хорошо – вопрос цены не пугает? Почему же потом, когда приходит время платить, ощущаешь весь ужас этой цены? Вот они, последствия лжи…

Навстречу мне шла компания. Я посторонился их, пребывая в своих мыслях, но они остановились. Вихрастый юнец сказал:

- Это у вас книга? А давайте вы нам почитаете из нее.

- Точно? – спросил я, ощущая как потяжелела книга.

- Да, конечно, - подтвердила девочка с забавными косичками.

- Хорошо, - я поймал свет уличного фонаря и начал читать:

«Он выбрался из машины и посмотрел на храм, застывший в верхушки холма. С одной стороны все это напоминало английский Стоунхендж[1], а с другой - свалку строительных материалов эпохи позднего коммунизма.

Но в том, что это место было ИСТИННЫМ, он ни сколько не сомневался. Даже сейчас те крохи энергии пробивались сквозь защитные амулеты и будоражили сознание призраками прошлого. На мгновение он погрузился в воспоминания, припомнив, как ощутил все это в первый раз. Теперь же было проще... Это больше не было приключением. Это стало работой...

- Отчетная запись один, - тихо, но внятно сказал он. - Обнаружен объект "альфа". При первом осмотре не зарегистрировано никаких поверхностных изменений и спонтанных проявлений. Взять на заметку: объект "альфа" проявляет зачатки субкультурного интеллекта.

Он поправил ножны на плечах, вынул из кобуры огромный револьвер, снял его с предохранителя и убрал обратно. Что ж, почти все готово. Остались мелочи.

Центральный замок на машине щелчком намертво закрыл все двери, а сама машина легла днищем на грунт, вобрав в себя все четыре колеса.

Он посмотрел за запястье левой руки, где разместился экранчик на жидких кристаллах. Мерцающий человечек давал знать, что центральный компьютер на связи и готов к работе.

На горизонте, щетинясь молниями, клубились грозовые тучи. До распада осталось чуть меньше шести часов.

Он поднимался на холм и вспоминал всю информацию, которую смог предоставить Цент в Эльфийском лесу. Вся она сводилась к тому, что виной вновь стал бездумный гений. Некий архитектор, в ходе конкурса, получил заказ на символ города. Молодой талант не раздумывая преступил к работе и уже через шесть месяцев состоялось официальное открытие. Все ликовали и радовались... А уже через два дня начались первые изменения.

Молодой человек, сам того не осознавая, вложил в свое детище слишком много чувств, эмоций, желаний... И его творение ожило. Оно стало кривой призмой, сквозь которую проходили желания жителей города. Затем они, подверженные мутациями волшбы, оживали и разрывали город на клочки.

И Эльфийский совет решил, что один колдун, пусть даже из десятка лучших, справится. Но кто сказал, что эльфы застрахованы от ошибок? Колдун вздохнул.

Подниматься на холм было нудно, но необходимо. Творение мастера становилось все ближе и ближе, и он начал окутывать себя паутиной защитных заклинаний. Всякие твари имеют дурацкую привычку набрасываться в самый неподходящий момент. И непременно стараются нанести удар в спину. Глупо с их стороны.

Колдун считал, что нужно всегда бить туда, где враг больше всего уверен в своей защите. Это дает преимущество над самим собой.

Творение мастера стало протестовать против столь бесцеремонного приближения, но Колдун отмахнулся от всех флюидов словно они были лишь весенними комарами. "Символ города" обиделся и бросил на Колдуна отвратительных, клыкастых и вонючих мороков. Но это были лишь первые пробы.

Колдун не стал бросать заклинания развеивания, а просто прошел сквозь них к немалому их неудовольствию. Они еще пытались рычать ему нечто оскорбительное и угрожающее в уши, но потом "Символ города" понял бесполезность своих потуг. Он рассеял призраков и из их тумана вышла новая проблема.

Колдун остановился. Против него выставили девушку, которую смело можно было бы назвать прекрасной, если бы не четыре руки, сжимавших по кривой сабле, и не копошащиеся в длинных белых волосах отвратительные паразиты. Блох, вшей и прочих скрашивало отсутствие какого-либо белья на девушке.

- Отчетная запись два, - сказал он, приглядываясь. - Объект "альфа" овладел структурой материи. Плюс, его интеллект обрел фантазию, которую он уже пытается использовать для создания многофункциональных моделей.

Девица медленно приближалась, размахивая своими железяками с бешеной скоростью. Но шаги ей давались некрасиво. Видимо монумент, что-то напутал с опорно-двигательной системой.

Дожидаться Колдун не стал. Он выхватил револьвер, мгновенно прицелился и... у блондинки не стало головы. Туловище еще некоторое время обалдело постояло, руки сделали еще пару финтов саблями и все. Жизнь ушла из создание. Туша упала и покатилась к подножию холма, оставляя за собой кровавый след.

"МЕНЯ ЗОВУТ СПИТЗЕ[2]!!!"

Это раздалось в голове. Колдун изумился, а потом сказал вслух, не сомневаясь, что его услышат:

- И что? - и продолжил подъем, не убирая револьвера.

"ТЫ - ТАРАКАШ-Ш-Ш-Ш-ШКА-А-А-А... РАЗМАЖУ-У-У!!!"

Строение выплеснуло удар Силы и Колдун еле-еле перекрыл его контр заклинанием. Казалось, воздух вокруг наэлектризовался, в ушах гудело, а из носа пошла кровь.

Колдун вытер ее тыльной стороной ладони. Убрал револьвер в кобуру. Выхватил меч. Колдовская сталь со свистом рассекла воздух.

- Эрме муба тагли ест мати, - лезвие меча начало светится. - Эрме муба дето. Эрме муба дето... - он разжал руки, но клинок не упал, а парил перед ним, впитывая энергию, пробужденную древним языком... - Эрме дакера-та, эрме муба дакера-та за тера си двата. Эрме! Эрме!! Эрме!!!

Меч начал вращаться и скорость с каждым витком все увеличивалась и увеличивалась.

- Тадема!!!

Колдовская сталь двигалась столь быстро, что казалось, будто сияющий кокон окружил оружие колдуна. Иногда по поверхности кокона пробегала радуга, но чаще раздавалось злобное шипение, не похожее на звуки ни одного животного, живущего на Земле...»

- Ой, - вскрикнула девочка с косичками, - это, наверное, очень страшная сказка!

- Что, дальше не надо читать?

- Нет, дяденька, - раздумано сказал вихрастый. – Мы лучше пойдем… время уже позднее.

- Да, верно подмечено, - я закрыл книгу. – А чего вы вообще так поздно возвращаетесь?

- Да вот, хотели в луб попасть.

- Какой?

- «Цепи».

- Да… туда легко не попадешь.

- Откуда вы знаете?

- Да так, одна тень нашептала… странный клуб… то ресторан, то бар… а еще у него хозяин был странный.

- Он что, умер?

- Точно не знаю. Может быть и так… тень не сказал.

- Хорошая у вас тень, - сказала девочка с косичками. – Вам, наверное, с ней очень интересно и страшно?

- Наверное, что-то по середине… да, так, - ответил я. – Вам сигарет дать на дорогу?

- Нет, у нас есть, - сказал вихрастый и они пошли дальше.

Хорошо, что есть… у меня в пачке осталось всего-то две штуки… значит, надо где-то купить. Не люблю курить, но больше не люблю когда нет сигарет. Кажется, в машине есть пачка про запас. У каждого нормального человека должно быть свое зло про запас.

Я отдал квитанцию о парковке здоровенной валькирии. Действительно, тетка циклопического вида. Я рядом с ней ощущал себя не просто заморышем.

- Слышали, - спросила она, - кто-то напал на военный конвой?

- Мммм?

- Да вот, вояки чего-то там перевозили под усиленной охраной. Да не довезли. Всех перебили. И груз забрали.

- А что за груз?

- Да в новостях говорят, что какие-то новейшие снайперские винтовки. Правда, вояки пока молчат.

- И много погибло?

- Двенадцать человек. И не простые солдатики. Спецвойска конвоирование осуществляли.

- Это по центральным каналам передали?

- Да. Уже какой-то генерал выступал. Слюной плевался. Обещал всех найти и покарать. Ну да, куда им… найдут они.

- Не верите?

- Конечно же, нет! У меня кота украли пол года назад. Даже искать не стали. Говорят, что кража кота – это не криминал и под действия Уголовного Кодекса не попадает.

- Ну, коты… действительно вряд ли могут быть объектом УК.

- Почему же не могут? Я взяла его котенком, растила, кормила, делала прививки…

- Хм… знаете, я в краже котов не очень разбираюсь. Тут надо правозащитные организации привлекать. Чтобы прецедент создать что ли… иначе – никак. Для правоохранительных органов – никакой прибыли. А объявление давали?

- Да, по всему району расклеила. За вознаграждение.

- Телефон указали?

- Ой, забыла… что же это мне теперь все заново придется переклеивать?

- Возможно. А какую вы награду поставили?

- Двадцать тысяч рублей.

- Хороший был котик…

- Да, вам бы понравился. Он чем-то на вас походил.

- Кот? На меня? И чем же это?

- Взглядом. У него тоже был такой взгляд, словно он всегда делает не то, что думает.

- Знаете, я не хочу с вами соглашаться.

- А мне этого и не надо. Ночь впереди еще длинная… успею что-нибудь придумать. Как в песне:

И когда на востоке покажется солнце

И разгонит лучами ночную тоску

Он прочистит берданку насыплет картечи

И приложит железо к больному виску[3]

- Слышал… доводилось. Хорошая песня.

- Удачи вам на дороге, - сказал она и вернулась в свою каморку.