Я знал, что снайперы с другой стороны, но все равно не высовывался. Мало ли… вдруг на Мосту Поцелуев тоже какой-нибудь киллер сидит и только и ждет чью-то рожу в окне. Поэтому я лишь распахнул окно так, чтобы ночной ветер приятно обдувал мое опьянение.

Не хочу показаться банальным, но меня все это достало жутко. Вдруг, разом мне встало все это «по барабану». Хотелось тупо оказаться дома, разлечься на диване, укутавшись одеялом и в сотый раз посмотреть повторение программы «Кривое Зеркало» по второму каналу. Т.е., просто ощутить в себе человеческую усталость, а не скакать по этому зданию в поисках пули в голову. Нет, мне не расхотелось умирать… просто, вдруг серьезно захотелось стать вполне обычным человеком с банальным набором страстей, плохооплачиваемой работой, полупустым холодильником и гражданской женой, которой так хочется получить заветный штамп в паспорте. Да, возможно я банален в желаниях. Но обыденность сейчас мне кажется столь привлекательной, что я готов за нее отдать… хм, а что же я могу отдать? Ведь у меня ничего нет. Разве что любовь… мою любовь к Эльзе.

Я откровенно выругался. Вспомнил такие слова, которые на допросах лишь мои подопечные употребляли.

Но кого винить в этом? Я прожил жизнь так ничего и не нажив. Вот сейчас у меня нет выбора. Я люблю ту, по чьей безумной воле сейчас умирают люди. Плохие они или хорошие… разве мне это решать? Да, и я уже убивал. Но я с натяжкой могу это оправдать тем, что это был акт самозащиты. Тем более что я знаю, что errare humanum est[1]. Правда, понимаем мы это уже после того, как все ошибки сделаны. И потом благоговейно с извиняющейся улыбкой смотрим на себя в зеркале и пожимаем плечами. Да, мы – люди. Мы найдем оправдание даже там, где слон он смущения застрелится из рогатки.

В дверь просунулась мятая рожа. Я взял ее на прицел.

- Чего?

- Сигарета есть? – спросила рожа.

- Курение вредно для здоровья, - сказал я, нажимая на курок. Ну, не понравилась мне рожа. Противная такая, мерзкая…

Ветерок дул хороший и меня отпустило. В голове прекратилась карусель, и мысли стали приобретать свой привычный и меланхоличный бег. Пора двигаться дальше. Пусть я и попал в игру по случайности своей глупости, но я вполне имею право увидеть ее завершение.

Я выбрался из комнатки. Что-то явно подсказывало мне, что живых осталось не так уж и много. Посмотрев на часы, я понял, что уже скоро будет зачинаться рассвет. Поэтому, неплохо бы все это завершить до первых лучей солнца. Просто, ночь все стерпит. Она и не такое видела. Потому и не будет слишком перечить человеческой глупости.

А вот солнце… солнце – это свет в который не следует примешивать тьму.

Стоп, а как же я найду Эльзу? Что, бегать, заглядывать в каждый угол и выкрикивать любимое имя? Слишком сложно… так, она же мне звонила. Где мой телефон?

Я порылся в карманах и извлек на свет свою Nokia 3310. Да, не самая продвинутая модель для октября месяца 2007 года, но меня вполне устраивает. Работает, не глючит и вполне устойчива к падениям.

Ага, список принятых звонков… вот он. Ну что, пробуем?

Гудки, гудки, гудки…

- Алло? Эльза?

- Справочная система забракованных лекарственных средств приветствует Вас. Не вешайте трубку. Вам ответит оператор…

Я нажал на сброс. Замечательно, значит сказка про Иванушку, который в поисках, продолжается. Что же, пусть так… я-то знаю, что gutta cavat lapidem[2]. Осталось определится в направлении главного удара.

Прикурив сигарету, я почему-то решил, что кульминация по любому должна состояться на крыше. Значит, иду вверх. Пусть так. Пусть будет так, как ты хочешь, любимая.

Я шел неторопливо. Где-то в пути ко мне пристроился Габриель.

- Не возражаешь? – спросил он.

- Я никогда не был против твоей компании тогда, когда она мне жизненно необходима.

- В кои-то веки твои желания совпали с моими возможностями. Ты – рад?

- Скорее да, чем нет. Но ничего определенного. Так, сумбурные тени.

- Это правильно. Ты уверен, что она ждет тебя именно там?

- А где же еще? Крыша – самое логичное место. Думаю, что снайперы именно для того, чтобы никто кроме меня не сунулся на крышу. Интересно, в тебя стрелять не начнут?

- Не думаю. Тем более, я буду идти так, чтобы ты меня прикрывал от их пули. Не против?

- Разве тебе интересны мои возражения?

- Да, ты прав. Мне абсолютно безразличны твои возможные возражения. Я ведь все-таки состою в Ордене Котов и Кошек[3]. Поэтому, знаю предмет.

Знает он предмет. Хитрец.

С другой стороны, с ним мне спокойнее. Даже при условии того, что он всегда и в любой момент может выстрелить мне в спину. Но меня это не пугало, а даже приободряло. Если уж убьет, то у него явно на то будут детально обоснованные причины.

Первая волна встретила нас у лестницы. Я открыл огонь без раздумий и колебаний души и совести: сеял боль и страх из пистолета и ставил смертельную точку из револьвера.

Габриель не участвовал, предоставив действовать мне. И меня захватило. Я полностью отдался чутью и кровавым звуком выстрелов прокладывал себе дорогу на крышу.

Когда упал последний, я услышал мерные хлопки у себя за спиной.

- Браво, Антуан! – сказал Габриель. – Теперь я истинно горжусь тобой, мой мальчик. Ты укротил своих бесов и заставил их себе служить. Что может быть лучше?

Я не ответил.

Я стал чудовищем.

Я убил людей.

Я сделал это из-за любви… какой еще грех может быть тяжелее?

Пистолет был пуст и я бросил его под ноги. Для револьвера осталось только три патрона: два золотых и один серебряный. Я вздохнул, сел на ступеньку и прикурил сигарету, глубоко затянулся и вытряхнул из барабана стрелянные гильзы. Потом вставил оставшиеся патроны в барабан чередуя. Защелкнул барабан и крутанул его рукой, чтобы предоставить Судьбе всю полноту власти над жизнями.

- Знаешь, - начал я, - мне всегда казалось, что жизнь по любому имеет какое-то свое сакральное значение. Я знал, что мне не суждено узнать и понять для чего же именно нужна жизнь, но это не делало меня слабее. Я просто знал. Без условностей. Согласись, так легче… Жизнь ведь дается нам всегда, а вот к смерти уже каждый идет своим путем понимая на каждом повороте, что жизнь прожита так, что все еще ничего не понято. В том-то вся и проблема. Мы хотим понять не понимаемое. Ищем в хитросплетениях этого мира улыбку судьбы, думая, что тогда мы можем обмануть жизнь. Все время мы проводим в этих играх, путаемся… проигрываем и иногда выигрываем. Хотя, чаще всего, результат всех этих движений абсолютно нулевой. Он не плохой и не хороший. Это как бы отсутствие результата. Но понимаем-то мы это много позже… лишь когда черный саван уже появляется на пороге. Это и есть ultima ratio[4] жизни. Я никогда не верил ни в Бога, ни в Диавола… да, я где-то там, в глубине души, знал, что все не просто так, но никогда не считал это чем-то таким, чему следует доверять. Пусть будет для тех, кто прячется в вере. Я всегда думал, что человек светел делами здесь, на этой земле, а не своими стремлениями попасть в рай, пугаясь ада. А ведь не надо ничего ждать… и рай, и ад уже здесь. Мы сами их создаем для себя, кочуя по полям чистилища наших мыслей. И не наша вина, что мы этого не замечаем. Просто, люди не созданы для конкретных определений. Мы всегда подменяем сущее метафорами. Нам так кажется, что обман никогда не раскроется. Представь себе, что любовь – это живое существо, которое живет благодаря нам. Лишь потому, что мы любим, мы знаем, что любовь – есть. Но мы не верим ей… боимся ее, презираем, продаем. Делам так, что любовь – это лишь продажная девка на обочине дороги, которой все равно где, как и с кем. Но ведь это же не любовь. Почему же мы столь упорствуем в своих домыслах, прикладывая к ним смыслы? Разве нельзя любить лишь потому, что любовь – есть. Она жива, она рядом. Просто открой глаза, и ты увидишь ее. Она войдет в твою душу. Она вырастит тебе крылья. Она подскажет тебе верные слова. Так зачем же мы отталкиваем ее? Зачем мы гоним ее от своих душ, поколачивая палками? Я никогда не мог этого понять и не могу понять даже сейчас. Словно бы какое-то наваждение. Мираж чувств и плачь души. Я вижу это… я вижу в тех, кто живет округ меня. Хотя, они – не живут… они лишь существуют. Что может быть отвратительнее? Все больше и больше становится в этом мире не людей, а существ. Страшно мне от понимания этого. Я боюсь, что меня утянет на дно эта пучина. И я даже не смогу сопротивляться. Вот что меня пугает. Пугает то, что я даже свои мысли не смогу им противопоставить. Существа существую так, как будто бы людей уже нет. Разве ты не видишь этого? Разве ты не слышишь, как они привносят свои слова в нашу речь? Разве ты не чувствуешь, что живем мы по их решениям? Посмотри по сторонам, и ты увидишь этих существ, пропитанных алчным желанием создать свой мир на осколках нашего. Они вели свою войну долго и осторожно. Они не спешили. Их удары были точны и расчетливы. И они наносили их нам не колеблясь. Они не плакали при виде жертв. Они не вешали себе ордена на грудь за каждую новую победу над нами. Они просто делали так, как им это нужно. А мы не замечали этого. Мы старательно делали вид, что всего этого нет. Мы вознесли себя к Богу сами. Мы строили лестницу к нашей Вавилонской башне, забыв, что башня уже разрушена. Мы обманывали себя сами. Мы верили в то, чего нет и потом винили себя. Где же наша вина? Кто же сделал так, что мы проиграли там, где одержали столько побед? Мы сами сказали, что - veni, vidi, vici[5]. А теперь мы знаем, что v vae victis[6]. Ты – палач. Я знаю это. Тогда скажи мне – почему же ты допустил это? Почему же твой меч не опустился на нашу шею тогда, когда это было нужно? Молчишь… нет, не потому, что тебе нечего сказать. Я знаю, ты ведаешь правду, но даже сейчас я не услышу сказанного тобой. Я не могу больше слышать. Тогда почему же ты продолжаешь хранить мою жизнь? Что тебе в этом? Разве не проще убить меня, убить всех тех, кто думает, что любовь все еще есть? Убей нас. Убей не колеблясь. Уничтожь. Сотри нас из памяти вселенной. Пусть адамовы дети больше никогда не рождаются. Ибо приносят они лишь боль и горе самим себе. Не для того есть жизнь, чтобы обличать ее в смерть. Жизнь – это белый кролик на зеленой траве в самый солнечный день. А люди… люди – это охотник, который стреляет в этого кролика из глубины тернового куста. И тогда кровь проливается на зеленую траву, а Солнце прячется в глубине дождливых туч, - я прислоняю теплое дуло револьвера к своему виску, отвожу пальцем боек. – Вот это и есть ответ, - нажимаю на курок.

Щелчок в пустоте. Габриель ухмыляется.

- Если хочешь застрелиться, то не примешивай в это дело судьбу, - говорит он, доставая серебряную фляжку с замысловатым вензелем. – Оружие – не вершитель жизни. Это лишь способ для способности. На вот, глотни.

Он протягивает мне фляжку и я делаю глоток. Теплый джин обжигает мое горло. Sursum corda![7] Surge et age![8] Хватит думать, что все уже решено. Quae medicamenta non sanat, ferrum sanat; quae ferrum non sanat, ignis sanat. Quae vero ignis non sanat, insanabilia reputari oportet.[9]

- Антуан, ты не прав лишь в том, что пытаешься найти вину в себе. Не буду тебя разубеждать. К этому каждый приходи по-своему… я согласен с тобой, что путь у всех разный, хотя конечная цель и едина для всех. Вопрос не в цели. Смысл в том, какой ты придешь к этой цели. Вот что будет основополагающим. Иди дальше. Там твой ответ.

Я киваю и отдаю ему флягу. Хорошо, что у него там был джин. Джин как нельзя лучше подходит для финального выхода на крышу…

…Она ждала меня. Она стояла на парапете в белом развивающемся платье и за ее спиной уже начинал светлеть рассветом восток.

- Ты пришел… я знала… я надеялась… мой любимый.

Я сделал несколько шагов вперед к ней и остановился не в силах идти дальше.

- Почему же ты молчишь, любимый? Что же ты молчишь?

- Я… вот… костюм запачкал… кровью. Прости…

- Не надо просить прощения, любимый. Я люблю тебя. И ты ни в чем не виноват.

- Сойди вниз.

- Я не могу, любимый. Уже не могу. Мое время кончилось…

- Не говори так! Иди ко мне. Ну же, смелее!

- Нет, любимый. Ты должен жить, а я должна умереть. Я сделала много зла… скажи, ты любишь меня?

- Я скажу если ты подойдешь ко мне.

- Нельзя, мой сладкий. Даже любовь имеет свою цену… прощай.

- Нет! Стой! Да, да! Я люблю тебя. Эльза, не надо… иди ко мне. Я спасу тебя. Спасу для себя. Спасу для нас.

- Ты правда это сделаешь?

- Сделаю, любимая. Верь мне… спустись вниз.

- Я верю тебе, но не могу. Нет, не спорь со мной! Пойми, настоящая любовь – жертвенна. Я должна ради твоего счастья пожертвовать собой. Выслушай меня… прошу тебя.

- Хорошо, я здесь. Я с тобой.

- Мой любимый, ты не представляешь какой это ужас узнать, что твой родной брат – чудовище. По мере того, как я раскапывала его жизнь, я узнавал все эти страшные подробности, которые покрывал мой отец. Та девочка… она была не первой его жертвой. Я нашла его дневники. Он убил трех детей и еще ходил в закрытый клуб, где были рабы-дети. Этот публичный дом… ты помнишь пожар два месяца назад в подвале общежития? Да, он находился там… я заплатила деньги наемникам, координаты которых нашла в архивах отца. Они пошли туда, связали всех тех, кто там был, и подожгли, забрав детей. Сейчас эти дети разбросаны по всем детским домам этой страны. Я положила на их имена анонимно некоторые деньги, чтобы после наступления совершеннолетия им было хоть с чего-то начать эту жизнь. Да, это не оправдывает то насилие, которое над ними учиняли. Но я хочу, чтобы их мир был лучше… не важно все остальное. Кровь лилась и я проливала ее без всяких угрызений. Они получали все сполна… их очень много… много таких же, как мой брат… много тех, кто способствовал ему… тех, кого манили его деньги и они ради этих денег готовы были удовлетворить любую прихоть. Тебе не узнать всего, но ты меня поймешь… я знаю это, потому что за твоей спиной стоит смерть.

Габриель… как же без него?

- Ты сделала то, что должна. Но их смерти это еще не причина для твоей. Живи.

- Я не могу, любимый. Больше не могу. Там внизу… там те, кто повинен в том, что с тобой случилось. Ты убивал их, они убивали друг друга… не важно, сейчас они все мертвы и ты здесь, со мной. Видишь, я стою так, что лишь один шаг назад означает мою жизнь. Поверь, я сделаю его и этот мир станет лучше.

- Я люблю тебя, - шепчут мои губы и моя рука взметается вверх. Я успеваю нажать на курок и чувствую, как пуля снайпера ударяет меня в грудь. Меня отбрасывает назад, а ее платье окрашивается красным. Я падаю… револьвер выпадает из моих рук…

…Габриель курит неторопливо. У него в руках мой револьвер.

- Знаешь, - говорит он, - твоя последняя пуля была золотой… ты отдал ей свою смерть ради ее жизни. Ты – глуп. И в этом твоя Печаль Седьмая…

…я закрываю глаза… сon amore[10].

КОНЕЦ

27 ноября 2007 года