Из-за угла послышались странные звуки. Я осторожно выглянул. Мужчина и женщина страстно целовались и ее руки уже были у него под рубашкой, а он задрал ее платье до талии, обнажив стройные ноги в ажурных чулках. Замечательно, кто-то умирается, а кто-то даже в этой ситуации умудряется просто банально трахнуться.

Я подавил в себе желание подойти и спросить сигарету. Тем более, уловил взгляд девушки. Он был призывным. Словно бы, если бы я пожелал присоединиться, то она совсем не была бы против. Проклятье. Мне стало противно. И я торопливо прошел мимо, потупив глаза в пол.

На лестнице я увидел труп. Судя по всему, кто-то вошел в раж и изрубил несчастного в куски. Тошнота подступила. Я торопливо сбежал по лестнице.

Стараясь не высовываться в окна, я прошел по-над стенкой. В холле было достаточно мертвецов с характерными пулевыми отверстиями в голове, чтобы было понятно, что снайперы знаю свое дело отлично.

На другом конце холла вдруг появился Габриель. Он подмигнул мне и снова исчез. Понятно. Он сделал это eх professo[4]. Поэтому я замер. Из дальнего коридора выскочил толстяк с пистолетом. Он споткнулся о мертвеца, упал и выстрелил в проем. Оттуда же сразу тоже ударили выстрелы. Толстяк укрылся мертвецом, и пули вонзились в тело. Он выругался. Я навел револьвер. Мне нужно жить. Пуля снайпера ударила толстяка под плечо. Он взвизгнул. Из прохода выскочил тощий юнец и в тот же миг еще одна пуля снайпера ударила ему в голову. Все, кончено. Я вздохнул. Почему я не бегу с воплями ужаса? Почему это все не заставляет меня сесть на пол и мерно выть, сходя с ума? Не знаю…

На стене я увидел указатель «Кафе». О, то, что нужно.

Оценив перспективу, я быстро шмыгнул в проход, сохраняя надежду на то, что снайперы находятся достаточно далеко, чтобы не показать на мне свое мастерство реакции прицельной стрельбы по бегущей мишени.

Все же пуля взвизгнула об пол. Заметили. Ничего, я уже в недосягаемости.

Переход по коридору в кафе занял всего минуту. Меня встретила легкая музыка и неторопливые разговоры. За барной стойкой сидели трое: двое мужчин и женщина под пятьдесят лет. Их обслуживала девица в явно мужском костюме с прической цвета светофор. Что это - gloria victoribus[5]? Забавно. Я некоторое время раздумывал. Риск определенно есть, но решение было принято и глупо теперь тормозить пятками на пороге. Ладно, быть тому, что будет.

Я убрал револьвер в кобуру и спокойно прошел к барной стойке, взгромоздил себя на высокий табурет и кинул на стол автомат.

- Что вам? – спросила барменша.

- Какой у вас есть коньяк? – спросил я доставая сигареты и зажигалку.

- Прасковеевский.

- Это из Ставрополья?

- Да.

- Хорошо. Грамм двести. Без лимона. Без сахара.

- Что-нибудь еще?

- Сок виноградный, но не очень холодный. Пол литра. И стакан со льдом. Все. Сколько?

- Сто рублей.

- За все?!

- Да, за все. У нас все сейчас можно себе позволить заплатив сто рублей.

- То есть, на сто рублей я могу заказать всего?

- Конечно. Будете дозаказывать?

- Нет. Несите то, что сказал. Дальше – подумаю.

Барменша кивнула.

Я прикурил сигарету.

- Как вас зовут? – спросила женщина.

Я чуть помялся, а потом сказал:

- Антуан.

- А меня – Маргарита. А это Сергей и Дмитрий. Вы кто по профессии?

- Бывший следователь.

- О! А я директор салона красоты. Сергей работает в администрации губернатора, а Дмитрий занимается оптовой торговлей лекарственными средствами.

- Очень приятно, - сказал я. – Вы тоже все здесь по приглашению?

- Конечно же, - ответила Маргарита. – Мы, как и вы.

- Да, у меня тоже сегодня ночью не получилось in angello cum libello[6] посидеть. Что пьете?

- Я остановилась на мартини, а мальчишки – водку пьют.

- Разумный выбор.

- Тогда почему вы водку не заказали?

- Не знаю. Коньяка захотелось. Да и водку, признаться, я не очень люблю. Напоминает бессонные ночи работы следователем.

- Поразительно, но я часто замечала, что у русских работа отождествляется с каким-нибудь видом алкоголя, - сказал барменша, выставляя передо мной мой заказ. – Даже иностранцы выбирают алкоголь психологически… а вот вы – как работаете, так и пьете?

- Что же в этом удивительного? – спросил Сергей, опрокидывая в себя рюмку. – Нас так воспитали. Наши отцы и деды своим примером показали, что каждая выпитая рюмка позволяет взглянуть на проблему под другим углом принятого градуса. Водку пьют те, кто работают; коньяк те, кто зарабатывает; мартини для тех, кто любит красиво изменять; вино тем, кому кажется, что жизнь уже прожита…

- А спирт? – спросил Дмитрий.

- Спирт? Не знаю… возможно его пьют те, кому есть что терять, но они все еще об этом не знают. У вас мороженое есть?

- Есть.

- А какое – развесное или в обертках?

- И такое, и такое. Развесное – лучше. Мы его покупаем по договору с хладокомбинатом. Поэтому, там точно не порошок и маргарин.

- Ладно, давайте развесное. И шоколадным сиропом полейте.

- Сейчас сделаю, - сказала Светофор.

- А бутерброды с колбасой делаете? – спросил я.

- Делаем.

- Это хорошо. А то я голодный какой-то. Давайте мне колбасу, хлеб и нож. Я сам нарежу. И майонез… если есть.

Был и майонез. Светофор поставила мне деревянную доску, положила колбасу, батон хлеба «Любительский», и длинный нож, а сама стала набирать в чашу мороженое для Сергея.

Колбаса была хорошая, вкусная. Сервелат производства компании «Дымов». И, не смотря на свое московское происхождение, явно чувствовалась подлинность и соблюдение технологий производства. Хлеб вот только уже был слегка черствый. Поэтому, я отрезал его тоненькими ломтиками, а колбасу – потолще. Так сказать, компенсировал недостатки уровнем ширины. А что, неплохо получилось. Вполне вкусно. Поэтому, я с большим удовольствием осушил первую рюмку в прикуску с бутербродом.

Не знаю, но так уж сложилось, что мои гастрономические пристрастия основаны на мясе. Не люблю рыбу и всякую салатную зелень. А вот колбаска, шашлык… прочие кулинарные изыски, основанные на мясе – это да. Правда, говорят, что такое – вредно, но я убежден, что так могут считать лишь те, кого в детстве кормили не вкусно.

Появился Габриель. Он сел рядом со мной и приветливо улыбнулся Светофору.

- Привет, Светка. Ты теперь здесь работаешь? – спросил он.

- Да, мой парень меня сюда устроил.

- Это тот, который помощник тренера волейбольной команды?

- Нет, с тем я рассталась еще в прошлом году.

- А этот кто же?

- Тренер по самбо.

- Ого! И как?

- Нормальный. Добрый.

- Ну, я рад за тебя, - Габриель порылся в кармане и достал окровавленную золотую цепочку. – Извини, у меня, как всегда, нет денег. Это сойдет?

- Конечно. Хочешь, могу в кредит тебя угостить?

- Нет. Ты же знаешь мое отношение к моим долгам. Не надо давать мне повод убить тебя, чтобы не быть тебе должным.

- Хорошо. Что ты будешь пить? – спросила Света, забирая цепочку.

- Минеральную воду Эвиан. И шоколадку «Вдохновение» тоже давай. Ну как, весло? – спросил меня Габриель.

- Аж кровь фонтаном, - ответил я.

- Ну, нормальное веселье без крови не получается. Если пытаться без крови, то максимум получится детский утренник в детском саду для слаборазвитых детей. А так… кровь, выстрелы, смерть. Трупы по углам. Хороший антураж. Неплохо было бы еще гром и молнию включить да пролить на крышу ливень.

- Голливудом попахивает, - сказала Маргарита.

- Согласен. Но сейчас тихая и обыденная смерть уже не способна произвести необходимого впечатления. Время, когда Агата Кристи нагромождала загадку на одинокую смерть – ушло. Сейчас либо смерть должна быть развлечением в дешевой обложке, либо же смерть должна быть облачена в шокирующую массовость. Согласитесь, смерть какого Якова Васильевича Шишкина никого из вас не заинтересует, а вот жертвы в результате нового теракта в Багдаде заставит ваши мысли хоть сколько-то шевельнуться. Особенно, если число жертв уже достигло более полусотни. Света, ты можешь мне сделать «Yellow submarine»? Рецепт знаешь?

- 20 мл виски Label 5, 40 мл шампанского, 1 желток и 1 десертная ложка сахара.

- Именно! Умница, - сказал Габриель. – Я уже почти не жалею, что оставил тебя в живых тогда в Харькове.

- Харьков? – спросил я.

- Да, было дело… небольшая веселая резня в харьковском метро, которая растянулась на целый месяц. Я ужасно вымотался и с тех пор ненавижу запах жаренных крыс. Это меня ими Света кормила, когда меня подстрелили на стоянке составов. Редкостная дрянь.

- Тогда ты ел и не жаловался.

- Положим, жаловаться я не мог лишь по причине того, что есть мне хотелось.

- А что ты делала в метро? – спросил я Свету.

- Я? Я жила там. Меня отчим продал бандитам и они меня выставили в бордель. Я заколола охранника. Потом убежала. А он оказался братом какого-то харьковского бандита. И на меня объявили охоту. Не денег, ни документов у меня не было. Потому и жила в метро. Габриель тогда меня спас. Не знаю, случайно ли, но… потом я его нашла в лужи крови. Вот и лечила как могла. Он теперь мне этих крыс всегда поминает. Словно я бы могла там найти ему лобстеров.

- Ну, Габриель всегда с большими запросами относится к желудку, - протянул я, наливая себе еще одну рюмку. Я помню как он в Сочи застрелил шеф-повара лишь потому, что мясо было недостаточно прожарено.

- Нет, не потому, - сказал Габриель. – Не в прожарке было дело. Просто эти скоты собирались нас накормить кониной по цене говядины.

- Но я ведь съел, а ты мне ничего не сказал.

- Ну, так то ты ел, а не я.

- Вечно с тобой так, - сказал я. – Надеюсь на то, что ты alter ego[7], а ты лишь шутки шутишь.

- А чему ты удивляешься? Я никогда не говорил, что знание того, что я есть, принесет тебе отдохновение от жизни. Да, я есть. Ну и что в этом такого? Ничего ведь, по сути, не изменилось. Ты все такой же. Только время жизни оставило следы старости на тебе. Вот и вся разница.

Света поставила перед ним коктейль. Габриель взял его, отсалютовал нам и осушил до дна. Странно, я всегда думал, что коктейли пьют мерно. Ладно, его дело. Сегодня меня уже порядком утомляет его спокойствие.

Хотя… сам-то – хорош. Сижу, ем бутерброды с колбасой, а за спиной люди людей убивают. Да, пусть – по словам Габриеля – они и повинны в том, что со мной произошло. Но это – не человеческие методы. Я налил еще рюмку. Стоп, а значит ли это, что вот эти трое слева от меня тоже имеют какую-то вину по отношению ко мне? Интересно.

Габриель стреляет. Маргарита падает на пол, а Сергей с Дмитрием наливают себе водку по новой и даже не стирают кровь женщины со своих лиц.

- За что ты ее? – тихо спрашиваю я.

- За что? Как же ты не понимаешь, что салон красоты для женщин – это сосредоточение лжи, на котором еще и деньги зарабатывают. Мерзко.

- А какое она отношение имела ко мне?

- К тебе? Без понятия. Найди Эльзу и спроси. Думаю у нее есть список приглашенных в котором указаны те самые прегрешения благодаря которым они сейчас умирают, - он встал. – Ладно, еще увидимся.

Я молча киваю. Конечно же увидимся. Это все уже давно стало как сirculus vitiosus[8]. Осталось только мелом на полу пентаграммы чертить да кресты взглядом плавить. Вот бы пошла потеха… своим чередом. Выпиваю еще рюмку. Где-то за спиной опять стреляют.

Света-Сфетофор начинает красить ногти на руках прямо напротив меня. Запах лака мне неприятен, но я терпеливо смотрю за этим процессом. Любят женщины красоту наводить. А потом любят врать, что это все – только для нас омерзительных. Типа если бы мужчин не было, то никто бы и не клеил ресницы, не ходил бы на депиляцию интимных мест и не покупал бы кружевные трусики по три тысячи рублей за штуку весом в граммов пять.

Ну, положим, я несколько преувеличиваю. Но уверен, что все равно бы женщины продолжали бы мазаться всевозможными штуками, чтобы выделить свою «красоту». И дело здесь не в плотоядных мужских взглядах, теряющихся на границе мини-юбки и попки. Женщина создана для раздевания, а мужчина – для содержания раздевания. И кто против-то? Кто против? Не слышу возгласов поддержки. Значит, никто не против. Потому буду нюхать вонючий лак для ногтей и делать вид, что меня это нисколько не раздражает. Ладно, еще рюмочку.

Ой, напьюсь я так… чувствую. Вот, Дмитрий уже испытывает на мягкость барную стойку, а Сергей качается на стуле что твой маятник. И взгляд у него стеклянный. Замечательно. Смерть, секс и пьянка. Россия… елки… ик… палки. Прямо diagnosis ех juvantibus[9] в виде коньяка.

Все, не пью больше… надо искать Эльзу. Надо ее найти. Надо. Очень надо. И сказать ей… нет, спросить ее. Короче, надо что-то сделать. Ведь я ее люблю… а она… тварь.