****2****

Я лежал на диване на втором этаже своего дома на Бейкер Стрит 221 дробь «А». Удобно, когда на улице кроме тебя никто не живет. Никого не волнует, как ты называешь улицу. Поэтому, я и дал ей имя самовольно, придав своему дому литер «А» вместо литера «Б».

В детстве я очень часто зачитывался Конан Дойлом… я читал и перечитывал его рассказы о Шерлоке Холмсе. Даже сейчас у меня сохраняется такое впечатление, что я до сих пор помню их почти наизусть. Иногда я беру эти книги в руки, но не читаю… просто, потому что совесть не позволяет.

Вообще, меня бы здесь не должно было быть. Просто, когда-то я решил, что моя совесть вполне может быть слепой. Я не шел на это осознанно. У меня была причина… как мне тогда казалось. Я был отличным и твердым следователем. Меня не интересовали не деньги, ни покровители моих «подопечных». Я делал все, чтобы им воздавалось за то, что они сделали. И так было… было до тех пор, пока моя мать не начал умирать.

Мне сказал в больнице лечащий врач, что есть шанс на спасение. И шанс стоит денег… таки, каких я никогда не видел. И не мог о таких думать…

Именно в это время я занимался делом об изнасиловании с последующим убийством… жестоким, кровавым… леденящим не только кровь венах, но и мысли в голове… мерзавец доводился сынком одной очень влиятельной семьи. Если бы не игра против них, то мне бы вряд ли поручили вести это дело. Получилось, что я не только спас их сыночка от пожизненного, но еще и укрепил их положение. Потому вот сейчас я здесь, лежу и вспоминаю чужую жизнь, прожитую мной…

Теперь я хозяин этого дома, у меня постоянно пополняющийся банковский счет и я мертв. Так бывает… мать умерла на операционном столе и ни деньги, ни высокое покровительство не смогло дать ей глоток жизни.

Я уволился с должности и стал превращаться в камень… я бродил по ночному городу… я колесил по ночным трассам на своей белой «Супре»… я смотрел телевизор без звука… а листал книги не видя слов… наверное, я все-таки умер…

В одну из таких ночей появился Габриель.

Он тихо вошел в гостиную, когда я зажигал фитилек свечи и сразу же ее тушил. Я даже не обратил на него внимание, хотя и почувствовал чужое присутствие… мне было безразлично. Мне тогда почему-то зналось, что вполне может наступить момент в этом безразличие, когда придет смерть. Но я лишь ждал банальной пули киллера… я ничего не знал о Габриеле… ничего не мог такого предположить. Я ждал когда он нажмет на курок продолжая играть со свечой.

Габриель сел напротив меня. Он прикурил тонкую голландскую сигару… курил и смотрел на меня, кроша пепел на дорогой персидский ковер.

- Ничего, что я здесь сорю? – спросил он.

- Сори, - ответил я. – Никаких проблем.

- Кажется, ты не держишь уборщицу… сам что ли будешь убирать?

- Почему бы и нет? В монотонности есть своя прелесть.

- Я заметил, - усмехнулся он. – Ты не против, если я закажу пиццу?

- Нет, не против.

- Могу выбирать на свой вкус?

- Конечно.

Пиццу мы ждали молча: я дальше бодался со свечой, а Габриель курил свою сигару.

За пиццу заплатил я. Габриель ел ее так, словно она была деликатесом… это уже много позже я узнал, что он любит такую еду наравне со всевозможными кулинарными изысками. Поразительно, он оценивает вкус коллекционных вин и не может не пить кока-колу… он ест лобстеров только со специальным соусом и из всей продукции Макдоналдсов безмерно уважает БигМак… он любит курить гаванские сигары и кубинский табак в трубке у камина и всегда, когда в дороге, курит «Приму» без фильтра… почему это в нем – мне никогда не понять. Просто, его это устраивает…

Тогда Габриель просто ушел, доев пиццу. А я остался со своей свечой, пребывая в обрывках бесполезных мыслей.

А потом была та девушка, которую Габриель душил черным чулком и смеялся во всю глотку. Я бросился на него. Но он ушел от моего броска и я на полной скорости выбил витрину магазина изнутри. Когда я очнулся на тротуаре, то Габриель седиле рядом со мной на корточках, курил и смотрел изучающее. В его руке был тот самый огромный пистолет. Так я впервые увидел его «Сэмпай Бисёдзё»[1].

Позже я узнал, что Берета носит название «Иттэ кимасу»[2], меч – «Оясуми насай»[3], шпага – «Хисасибури дэсу»[4], а нож – «Охаё годзаймасу»[5]. Меня немножко чаровала эта тяга к Японии в нем и оставляло чувство легкого недоумения из-за непонимания причины. Габриель потом так никогда это и не объяснил нормально… он вообще словно бы непостоянен для обычного человеческого восприятия в своих мыслях и суждениях. Только по мере большего с ним общения понимаешь, что не он непостоянен, а просто не дано человеку понять то, что он несет в себе этому миру.

Но тогда я не чувствовал холод асфальта своей спиной. «Праведный гнев» рвал меня, и я хотел разорвать ему глотку, но словно бы тонны невидимых гирь придавили меня… таким взглядом обладает Габриель. И дело не в пистолете… даже улица была пустынна, хотя было всего лишь часов девять вечера.

На руке, в которой он держал пистолет, был намотан тот самый черный чулок.

- С чего ты взял, что судьбу интересует твоя безликая смерть? – спросил он, выпуская колечко дыма мне в лицо. – Думаешь, судьбе есть время на то, чтобы любоваться узорами крови из твоего мертвого тела? Уж поверь… в ее коллекции есть такие рисунки, какие тебе и не снились в самых жестоких голливудских кошмарах. О! Тебе случалось ли любоваться тем, как судьба проливает кровь грешников? Это завораживает… кровавый аромат проникает в самую глубь сердца и сводит с ума… твой разум начинает тонуть в этом и реальность покрывается багряной пеленой. Крики и стоны умирающих обращаются музыкой. Тебе хочется взять мертвеца за руки и кружиться в танце на поле отгремевшей битвы. Среди сломанных лезвий тысяч мечей устелет вытоптанную траву алая пена… поверженные знамена бездвижны в порывах плачущего ветра… мародеры чувствуют на своих губах поцелуй чумы и с кожей начинают срывать с себя лицо… а черные вороны разносят глаза мертвецов во все края этого мира. Так почему же ты думаешь, что судьбе интересна твоя безликая смерть?

Я молчал.

Я ничего не мог сказать.

Я его ненавидел тогда.

- Хочешь умереть с глупым достоинством? – он улыбнулся и направил пистолет мне в лицо. – Это не сложно. Да воздастся просящим блага! Тем более что тебе достанется очаровательная пуля в голову. Когда ее изымут из тебя, то, думаю, еще можно будет прочесть надпись. Знаешь, что на ней написано? Ultima ratio regis[6]… Согласись, очень красиво для пули в трупе, который когда-то думал, что умеет играть своей яростью. Что же ты выбираешь, мальчик? У тебя есть выбор… всегда есть выбор. Сейчас ты смотришь в лицо выбору. Смотри внимательно, мальчик. Свой выбор надо хорошо видеть… иначе это будет не выбор, а шаг в пропасть того, кому не сказали, что он когда-то умел летать.

И Габриель встал и ушел, а я остался лежать на асфальте. Я лежал, смотрел в небо над свинцовыми тучами. Где-то издалека приблизились милицейские сирены. Я слышал, как хлопают двери машин… я слышал, как стучат шаги… а тучи сходились и первые проблески молний уже озаряли мой страх.

В ту ночь меня без слов и вопросов привезли домой. Я забился на втором этаже в угол и дрожал всем телом… мои зубы выбивали стук под шум дождя. Страх начал меня есть… монотонно и неотвратимо он по кусочкам делал мое сознание таким, чтобы поместить его на кончик лезвия дьявола.

Так прошла почти неделя… я почти ничего не ел и боялся смотреть в окно. Дождь не прекращался. Казалось, что он будет лить бесконечно. Словно бы силился смыть всю мою скверну.

Тогда я украл со своего письменного стола красный и черный маркеры и начал разрисовывать стены в обе стороны от угла. Я покрывал узорами лабиринтов белую территорию. Узоры уводили мои мысли в центр моей души. Сантиметр за сантиметром я погружался в себя, бредя тропками своих собственных лабиринтов, погружаясь в миражи своих страхов.

Выхода не было. Всякий путь приводил меня в новый тупик. Я возвращался и начинал рисовать новую дорогу. Так продолжалось почти месяц. Я полностью исчез из реальности. Я больше не слышал этого мира, погруженный в узоры из-под моих рук.

Габриель снова появился утром 16 августа. Он принес с собой венский стул, сел в самом центре комнаты и долго блуждал взглядом по моим лабиринтам.

- Знаешь, - сказал он, - лабиринты очень коварные сооружения. В них можно заблудиться даже если ты обладаешь целью. Без верного пути ты никогда не достигнешь цели. Таков принцип лабиринта… впрочем, лабиринты – не самая трудная загадка для разума. Ты слышишь меня?

Я не отвечал. Его словно бы уже не было для меня. Я лишь продолжал выводить узоры.

- Очень хорошо. Значит, ты уже готов к смерти. Это правильно. К смерти надо быть готовым полностью. Нельзя умирать, оставляя себе самому надежду. Знаешь, мне нравиться, когда смерть происходит так, что после нее ничего не остается. Это высшее искусство смерти. Человек проживает свою жизнь так, что в нем постоянно теплиться надежда, что жизнь все еще не окончиться… поэтому, смерть всегда удивляет. Даже тогда, когда ее ждут и зовут. Желанная смерть… знаешь, меня всегда забавляло это определение. Как можно звать смерть? Как можно звать ту, которая приходит и так? Разве есть бессмертие? Никогда не встречал… Судя по всему, это – жуткая скука. Быть бессмертным… это значит, что даже смерть к тебе не приедет в срок. Бессмертие – высшая степень одиночества, - он раскурил сигару. – Итак…

Что было дальше – не поддается описанию. Это был калейдоскоп мыслей и ощущений. Я перестал быть таким, каков я был… я потерял все и приобрел себя. Моя боль стала тенью, а страх – лишь воспоминанием. Белый кролик забавно кивал мне, снимая шляпу перед ликом королевы. Я смотрел в краски жизни, погружаясь на дно серых будней. Черные цветы распускались ароматами летящих к солнцу птиц…

Я до сих пор не могу объяснить всего случившегося… если ли в этом смысл? Думаю, мне не дано понять. За окном ночь входила в свои права. Мерцание звезд отражалось на зеркальной поверхности журнального столика. Хотелось, чтобы тишина взорвалась осколками битых бокалов…

В дверь позвонили.

Это был мальчишка-курер. Он протянул мне запечатанный сургучом желтый конверт, получил свои сто рублей и исчез. Замечательно. Я закрыл за ним дверь.

В конверте была фотография торгового центра «Красная Площадь». Черная стрелочка на что-то указывала. Замечательно… и что это значит?

Я одел джинсы и теплый белый свитер с широким воротом. Документы – в машине. Машина – в гараже. Приглашения Габриеля – это всегда загадки, которые не нужно понимать. Я уже это знаю.

Поэтому уже через минуту машина снова летела по городу, а Девид Боуи дел ночь еще более дрожащей.

Вокруг торгового центра располагалась стоянка для машин. Уже была почти полночь и поэтому территории были свободны. Лишь светящаяся очередь в Макдоналдс да несколько желтых маячков такси.

Я припарковался напротив круглой стойки киноафиши. Подгулявшая компания, согретая выпитым пивом, громко обсуждала просмотренный фильм. Когда я вышел из машины, девица в золотой куртке и золотых сапожках выше колен стрельнула в меня взглядом длинных ресниц. Сучка.

Я никак не показал, что этого заметил, а сразу же пошел внутрь Макдоналдса. Габриель определенно имел в виду это, посылая мне фотографию.

Внутри было еще людно. Люди спешно дожевывали свои заказы, а служащие уже мыли полы. На меня никто не обратил внимание. Я подошел к кассе.

- Ваш заказ, - сказала кассирша, протягивая мне пакет. – С вас 153 рубля.

Я хмыкнул и отдал деньги.

Внутри пакета был БигМак, двойной Чизбургер, картошка-фри, кетчуп и маленький стакан с Кока-Колой. Замечательно. И что, теперь я должен все это съесть?

Я сел за столик в дальнем углу и начал все доставать, пытаясь понят. Салфетки… много. Я стал их перелистывать… все может быть.

На одной из салфеток вместо символа Макдоналдса оказался вензель Габриеля. И что теперь? Только то, что кто-то сделал ему по заказу салфетки. Что же, красиво. Я бы до такого не додумался.

БигМак оказался холодным. Противно и мерзко, но я продолжал его монотонно жевать, вертя в руках салфетку. Во всем есть смысл. Габриель часто забавляется. Я уже знаю к чему это… такими шутками он меняет направление чьей-нибудь жизни. В этой ситуации, совершенно не обязательно, что что-то измениться у меня. Возможно, я лишь катализатор… или наблюдатель… или просто пустота. Смысла нет – значение имеет лишь событие.

Ни картошку, ни чизбургер я есть не стал. Сделал лишь несколько глотков Кока-Колы и вышел, сунув салфетку в карман.

Я вышел через дверь внутрь торгового центра. Раз уж я приехал сюда, то можно хотя бы поглазеть на витрины. Иногда там попадаются симпатичные манекены. Я улыбнулся этой своей мысли. Интересно, здесь еще можно где-нибудь выпить кофе?

Сначала я прошелся до фонтана, потом немного побродил, и лишь затем поднялся по ступеням выключенного эскалатора на второй этаж. Там тоже было пустынно. Витрины магазинов отблескивали одиночеством. А что если их разбить? Тогда центр наполниться криком сигнализаций. Я пошел дальше по галереи. Возле одного из магазинов лежал журнал. Я его взял и пролистнул.

Это было глянцевое издание для женщин. Еще один виток новой культуры… стоп. А это что у нас такое?

Все рекламные страницы были немножко обезображены… странный номер журнала. Как такой вообще мог выйти в печать? Суть была в том, что лица моделей были словно смазаны… приглядевшись, я понял, что это сделано типографским способом. Замечательно. Еще один милый штрих от Габриеля? Вполне в его духе. Только вот зачем?

Я еще полистал журнал. Может быть, стоит где-нибудь сесть и почитать? Возможно и так. Хм… если я не ошибаюсь, то есть лавочки на третьем этаже возле музыкального магазина "TRack". Ну что же… не самое плохое место для чтения журнала. Кстати, можно будет по пути зайти в фойе кинотеатра и попытаться взять там у них кофе… ну, или хотя бы хоть что-нибудь тонизирующее… даже «АдриналинРаш» сойдет для такой ночи.

Конечно же, ничего подходящего там не оказалось. Да и смотрели они на меня так, словно кроме попкорна в кинотеатре ничего и не должно более продаваться. Поэтому  я откланялся и пошел этажом выше.

Здесь было еще больше тишины. Я сел на лавочку и принялся листать журнал. Стандартные статьи… почти стандартные иллюстрации. Разве это может кому-то нравиться? Разве кто-то готов платить за это деньги? Хм… раз журнал у меня на руках, значит его кто-то купил. Не важно… на каждый товар есть свой покупатель.

Я листал страницу за страницей и все больше ощущал в себе, что что-то не так. Непонятное было ощущение. Я отложил журнал и стал прислушиваться. Так и есть… из прохода слева от меня слышались какие-то звуки. Я не особо понимал, что именно слышалось, но очень уж было похоже на всхлипы. Так… доигрался в разгадки загадок.

Я осторожно двинулся по проходу. Всхлипы слышались все отчетливее.

Когда я завернул за угол, то увидел девушку, сидящую на полу. Слезы текли из ее глаз, размазывая тушь по лицу. Понятно… теперь все понятно. Я достал салфетку и протянул ее девушке. Вот такая вот игра…